(Текст приурочен выступлению на конференции “Стадия зеркала Лакана” в Музее сновидений Фрейда, февраль 2016г.)
Этот небольшой набросок, касается некоторых моментов в стадии зеркала Лакана, которые, во-первых, кажутся на мой взгляд интересными, и в чем-то даже немного спорными, а во-вторых, имеют отношение к той конечной идее, к которой у меня есть желание в итоге подобраться. То есть, здесь, я буквально в тезисах расскажу о тех отправных точках, которые, как мне кажется, могут привести к тому главному вопросу, интересующему меня в стадии зеркала.
Первый из них не так явно имеет отношение к моей общей цели, но из всех намеченных мною оказывается самым спорным. Касается он вопроса о том, как Лакан выстраивает логику образования психического, и действительно ли он указывает в этом формировании на то, что суждения существования предшествуют суждениям атрибуции. И когда в первом семинаре Лакан затевает разговор о топике воображаемого, и именно в этом разговоре он вновь обращается к стадии зеркала, а на тот момент, как мы уже знаем, он представлял доклад по этой теме дважды, этот вопрос удивительным образом предстает одним из первых, в понимании самого устроения воображаемого регистра – одним из важных, и как я уже сказала, все же, одним из спорных.
В чем же заключается эта спорность? Я попробую показать ее сейчас буквально через пару тезисов, которые вводит Лакан, когда обращается к оптической схеме, и когда через ее устройство пытается показать настройку воображаемого, и ее основные положения. К примеру, в самом начале, он говорит, что «символизация определяет изначальную позицию, исходя из которой субъект может ввести в игру воображаемое и реальное …», или чуть дальше, он уже более непосредственно обращается к этому вопросу, и говорит, что «как мы предполагаем, изначально существуют всевозможные «вот-это», к которым равно относятся объекты, инстинкты, желания, склонности и т.п. Они-то и представляют собой простейшую реальность, которая, соответственно, ни в чем не разграничена, которая еще не может быть объектом какого-либо определения, она ни хороша, ни плоха, а одновременно хаотична и абсолютна, изначальна. Это уровень, на который ссылается Фрейд в работе отрицание, когда говорит о суждениях существования, – это есть, или это не есть [и далее] итак, скажем, что образ тела, если соотнести его с нашей схемой, является как бы воображаемой вазой, содержащей реальный букет цветов. Вот как могли бы мы представить субъекта до рождения его собственного Я и возникновение этого последнего.»
Я уже говорила, что следы о том, что Лакан полагает предшествование логики существования, логике суждения есть и в других семинарах, и мы находим их на чтениях «Психозов», или, если обратиться к этому вопросу в седьмом семинаре, то мы также их найдем. Но все же, если говорить именно об оптическом устроении, так как в других семинарах он подходит к этому вопросу, иными путями, то в чем возникает для меня спорность этого вопроса, через эту схему? А противоречие, на мой взгляд, кроется уже в том, что существует форма так называемой вазы. И я понимаю, что ваза задана как некая условность, задающая в дальнейшем проекцию иллюзии целостности содержащего и того, что в нем содержится. Но если даже мы обращаемся к такой метафоре, как предшествующей форме, и эта форма бессодержательна, меня не убеждает это в том, что эта форма не полагает своих границ.
Как я уже сказала, этот вопрос, на первый взгляд, не имеет явного отношения к той мысли, которую я развиваю, но все же, как потом будет видно, а может быть это понятно даже сейчас, что он настолько основополагающий, и в каком бы направлении в вопросе стадии зеркала не двигаться, он все равно окажется затронутым. И как мне кажется, этот вопрос может принять совершенно иной поворот, с того момента, когда Лакан обратится, в более поздних семинарах, к топологии. И поэтому, в дальнейшем, в той работе, которую я себе наметила, я еще раз вернусь к этому вопросу, и попробую показать, действительно ли мы можем найти следы того, что, обращаясь к топологии, как минимум, мы можем ближе подойти к пониманию неоднозначности, и к какому-то более сложному устроению и сплетению этого вопроса.
Второе, о чем бы хотелось сказать, касается непосредственно моей темы, и к чему сильно упрощая можно свести идею стадии зеркала – к первичному опыту видения себя, и к устроению субъекта по отношению к другому, но именно в плоскости воображаемого, к каким-то точкам, которые его относительно другого устанавливают, и что именно эти точки задают то положение субъекта, в котором он оказывается видящим, откуда возникает видимость, и откуда он оказывается видимым.
Здесь я тоже введу один из тезисов, который в самой общей форме поясняет идею этой видимости, что «для существования оптики необходимо, чтобы каждой данной точке реального пространства соответствовала одна и только одна точка в другом пространстве – воображаемом». Лакан неоднократно делает акцент на этом моменте, называя его основополагающим в структуре оптического, но, то, что важно для нас, и то что наглядно представлено в схеме, что при всей тождественности точек изображения и объекта изображения, глаз, во-первых, находится в разном положении, по отношению к этим точкам, и во-вторых, изображение находится не просто в удалении, а в определенном преломлении оптического поля.
То есть, по сути, то, что субъект видит в зеркале, это конечно же, его собственную фигуру, но видит он ее там, где ее на самом деле нет. Или, если пойти в обратном порядке, то в плоском зеркале отражается мнимое изображение, которое задано преломлением лучей сферического зеркала, в котором отражено то, что в изначальном порядке находится в порядке ином, по отношению к последующему.
В этом и заключается основная идея работы воображаемого, и именно здесь возникает ключевой момент, что по сути воображаемое, это ни больше, и ни меньше, чем отраженное реальное, с одним только уточнением, что это отражение задано многими преломлениями, и что отраженное видение возможно только при определенном угле глаза, который на него смотрит. Еще раз повторюсь, что это и есть необходимый фундамент этого устроения. И здесь, я не буду уходить в детали, добавлю только то, что Лакан обозначает эти три главные координаты, как реальный объект, реальное изображение и мнимое изображение.
И теперь, я подведу к тому, что имеет непосредственное отношение уже к моей мысли, а основывается она на том вопросе, который на первом семинаре поднимает Ипполит, и которому впоследствии Лакан дает пояснение. Итак, вопрос Ипполита заключался в следующем: видимое и не-видимое в соотношении мнимого изображения и действительного, а если еще точнее, объекта изображения, как причину появления того, что будет считаться мнимым. Через такую постановку вопроса, как я понимаю, очевидным становится нюанс, суть которого сводится к диалектике видения, что с одной стороны, есть точка, с которой видно, что реальное изображение, через лучи и преломления задает мнимое изображение, это важно, но с другой, что в независимости от расположения глаза, то есть в независимости от того, смотрит он на реальный объект, мнимое или реальное изображение, оптика будет устроена таким образом, что видение задает невидимое в качестве своего объекта, или, если еще проще, то, что оказывается невидимым, возводится в статус причины видения.
Вот этот момент один из первых, позволяющих подобраться к объектам как причинам видения, но, объектами могут быть не обязательно объекты как таковые, и таким образом можно понять, устроение видения и не-видения в совершенно разных клинических сюжетах. Это и есть моя основная идея, касательно стадии зеркала.
Эту мысль Лакан развивает уже в первом семинаре, когда неоднократно дает понять, что та схематичность, которую приводит в пример он, может быть искажена множеством способов. Плоское зеркало, которое во всех вариациях задает видимое, может быть под другим углом, и тогда, к примеру, видимым может оказаться изначальная конструкция, или то, что отражается в сферическом зеркале. То на чем я сегодня остановлюсь, сводится к этому вопросу – как через оптическую схему, или, если ее будет недостаточно, через топологию, понять те сбои на воображаемом уровне, которые мы видим в разных клиниках. Или не в клиниках, а даже говоря об одной паранойе, каково это оптическое устройство, если уже через различные модальности бреда мы видим, что положение субъекта в этих конструкциях различно. Я имею в виду те формулировки бредовых конструкций, которые задает Фрейд «я не люблю его; я люблю не его; не я люблю, а она; или, четвертая форма – я вообще никого не люблю», то что их объединяет путаница воображаемых мест, это один вопрос, но как именно меняется оптическое устройство во всех этих модальностях, это то, что меня интересует. Или, например, если оттолкнуться от, опять же, фрейдовского понимания клиники меланхолии как того, что сбой произошел на уровне полагания внешнего\внутреннего, то есть, то, что уже побывав внешним оказалось вновь инкорпорированным, как задействовано зеркало в этом случае, или каким тогда оказывается устройство телесного, в соотношении видимого и не-видимого.
И здесь я сделаю буквально намек на то, как суждения атрибуции и существования, о которых я стала говорить в самом начале, связаны с этими различными соотношениями видимого и не-видимого, подчеркнув, что даже в этих двух примерах, паранойяльного бреда и клиники меланхолии, мы уже видим, что это соотношение может сталкивать как с вопросом различения на внешнее и внутреннее, так и с существованием как таковым.
Именно на этом я остановлюсь, предварительно подытожив все тем, что главная мысль, которую нам задает схема, что устройство воображаемого таково, что оно во всех клинических структурах, во всем разнообразии клиник, предполагает, что в зависимости от всех углов и наклонов, от положения так называемого глаза, то есть, различных позиций субъектов по отношению к реальности, соотношение видения и не-видения будут абсолютно разными, и пример с отраженной вазой с цветами, это, конечно же, всего лишь один из идеальных примеров этого соотношения. И в продолжении этих мыслей, я попытаюсь продвинуться дальше по отношению к тем следам, которые указывают на возможное устройство разных оптик.